продолжение:
...Веласкес писал со знаменитой танцовщицы Анны Дамиани античную богиню Венеру. Анна лежала, как вкопанная. Ни движения. Ни жеста. Ни один волос на ее голове не шевельнулся, пока кисть художника неистово танцевала по белизне холста.
- Вы не хотите отдохнуть, маэстро? - спросила она его через добрых три часа неподвижного позированья.
- Хочу. Я сварю вам горячий шоколад.
- Не откажусь.
Он бросил кисти на пол, вытер руки тряпкой.
Шоколад он умел готовить как никто другой. Он очень любил этот терпкий и сладкий напиток. Его научила готовить шоколад его старая верная жена, донья Хуанита.
На огне, в медной посудине, быстро разогрелся шоколадный напиток. Веласкес добывали туда щепотку сахарной пудры, немного корицы, чуть-чуть тертого ореха, бросил лимонную цедру. Подумал - и взял с полки бутыль с ромом, плеснул немного безумного напитка моряков в медную чашу.
По мастерской стал растекаться пьянящий аромат. Анна оторвалась от созерцания себя в зеркале, обернулась к нему.
У него остановилось дыхание. Он разлил шоколад в чашки, поставил чашки на поднос и опустил поднос на пол перед диваном, где лежала Анна.
- Попробуйте. Это старинный рецепт. Ему более ста лет. Так готовили шоколад моряки Кортеса.
- Вранье, - прошептала она, глядя ему в глаза. - Моряки Кортеса пили из фляг холодный и горький напиток. Сладким шоколад сделали у нас, в Испании.
Она взяла чашку и отпила из нее.
Он тоже взял чашку и отпил.
Потом они вместе, разом, поставили свои чашки на поднос.
- Сладким, как твои губы, - беззвучно сказал он, взял ее за подбородок и поцеловал так нежно, так благоговейно, что ее глаза, когда он оторвался от нее, блестели слезами радости.
Их единственной пищей в его мастерской был шоколад - устав от любви, от нескончаемых объятий, они готовили себе шоколад, то он, то она, попеременно, и они смеялись: о Боже, мы едим лишь лакомство, а как же хлеб насущный?!.. - и снова целовались измазанными в шоколаде губами, и пили шоколад друг у друга изо рта, как влюбленные птицы, и он растирал сладкий шоколад у нее на груди и слизывал его, и они смеялась от наслаждения, и такой радости они оба не испытывали в жизни своей - и, может быть, никто из любовников не испытывал от сотворения мира, ибо любовь всегда одна, всегда единственная в мире.